Читать интересную книгу Новый скандал в Богемии - Кэрол Дуглас

– Вы опоздаете! – предупредила я их, пытаясь поскорее спровадить. – Со мной все будет в порядке.

– Точно будет, – сказал Годфри, – как только я усажу тебя в купе. – Он держал тяжелую дорожную сумку, которая должна была составить мне компанию в этом путешествии, и ждал меня у лестницы в вагон.

Меня заключило в объятия окутанное паром облако шелестящего шелка и фиалковых духов.

– Удачной поездки, Нелл, и не беспокойся! – прозвучал взволнованный голос Ирен.

– Я никогда не беспокоюсь понапрасну, – успела я ответить, пока еще одно окутанное паром создание не кинулось меня обнимать.

– Дорогая Нелл, я буду чудовищно по вам скучать, – призналась Аллегра со слезами в голосе. – Умоляю, забудьте мое глупое предсказание; желаю вам скучной, никем не прерываемой, самой обычной поездки.

– Благодарю, Аллегра, – с достоинством сказала я. – Не сомневаюсь, такой она и будет.

И затем Годфри, поддерживая под локоть, провел меня по узкому коридору в купе. Со знанием дела осмотрев его, он положил мой саквояж на одно из сидений напротив.

– Купе первого класса, как и указано на билете, – одобрительно отметил он. – По крайней мере, во время долгой поездки тебя никто не будет беспокоить. – Годфри снял шляпу, чтобы наклониться и тоже заключить меня в объятия – можно было подумать, что я отправляюсь по меньшей мере в калькуттскую «черную дыру»[38]. – Спасибо за твою неизменно ценную помощь в Праге, – мягко сказал он. – Нам повезло, что мы смогли вытащить Ирен из этой переделки. И спасибо тебе, что позволяешь нам с Ирен сбежать и немного развлечься в Вене.

Что я могла сказать? Очень немногое, так как внезапно у меня перехватило дыхание. Я просто отважно кивнула, и Годфри вроде был вполне удовлетворен, ибо улыбнулся мне и, по-товарищески похлопав по плечу, вышел из моего просторного купе.

Я немедленно села и устроилась у окна. Сквозь клубы пара я различила Аллегру и Ирен, которые стояли бок о бок, махали руками и совершали прочие идиотские движения, характерные для провожающих, когда они видят, но не слышат своих друзей. Я тоже попыталась что-то передать жестами. Скоро к ним присоединилась и высокая фигура Годфри. Они выглядели как настоящая счастливая семья: Годфри, Ирен и юная Аллегра, почти как отец, мать и дочь, – хотя моя подруга вряд ли одобрила такое сравнение.

Я же чувствовала себя – да и выглядела соответственно – уезжающей гувернанткой, которая тепло прощается с семьей своей воспитанницы и отправляется в собственное увлекательное путешествие.

Что за недостойные мысли! Впрочем, неудивительно, что я чувствовала некоторую жалость к себе: когда с первыми резкими толчками отъезжающего поезда мои друзья медленно поплыли назад, я будто безвозвратно перевернула страницу альбома с фотографиями. Мы уже никогда не будем такими, как сейчас – в этом месте, в это время, после всех наших приключений.

Я смотрела в окно, пока не остались только клубы пара снаружи и незнакомцы, толкущиеся за моей спиной в коридоре. Тогда я повернулась и оглядела купе: зеленые, обитые бархатом сиденья с сетками над каждым, чтобы можно было положить багаж. Я выглянула через отъезжающую дверь в узкий коридор. Никогда не привыкну к этим современным иностранным поездам, где в купе нет дверей, открывающихся прямо на платформу. Мне совсем не нравилось, что остальные пассажиры могут проходить по коридору и таращиться в мое купе.

Чтобы избежать чужих взглядов, я уставилась в окно. Несмотря на вуаль, вряд ли мое лицо сейчас представляло собой привлекательное зрелище. И я совершенно точно не хотела видеть никого из других пассажиров.

Прага, город ста башен, таяла вдали и уступала место мирной зеленой сельской местности. Наконец наши здешние приключения закончились раз и навсегда. Мы оставили после себя благодарных короля и королеву – кто бы мог такое подумать полтора года назад! Пусть Ирен и не удалось распутать смерть парижских вышивальщиц, но она хотя бы позаботилась о том, чтобы втянутая в убийство старого короля богемская горничная была освобождена. И еще Ирен дала в Праге свой последний концерт – на собственных условиях и в собственной неподражаемой манере. Нескоро забудут ее выступление мистер Дворжак, оркестранты и другие певцы, да и наша троица тоже.

Не забудет мою подругу и женщина по имени Татьяна, как не забудет она и Годфри.

Я потерла ладони, так как в пустом купе было прохладно. Нет. Не буду думать о грядущих страхах целых четыре дня. И не успела я принять это решение, как меня заставил повернуться какой-то звук у входа в купе.

Дверь уже закрывалась за наводящей ужас фигурой в одеянии, которое я могу описать только как казачий костюм: широкие штаны, высокие сапоги, куртка, расшитая золотым шнуром, и короткая накидка, отороченная каракулевым мехом. Над воротом маячило румяное лицо с кустистыми бровями, пышными усами и бакенбардами, а довершала картину шапка из того же каракулевого меха. Не хватало только кривого кинжала.

Эта опереточная фигура покачнулась от движения поезда, а затем прошагала к противоположному сиденью и уселась, снимая тяжелые кожаные перчатки с каракулевыми манжетами, словно собиралась остаться на чай.

– Сэр! – возмутилась я. – Это частное купе. Вам придется его покинуть.

Сердечная улыбка незваного гостя говорила о полном непонимании.

– Уходите! – рявкнула я, указывая на дверь, будто злодей в дешевой мелодраме. – Это мое купе! – Увы, в этот момент поезд дернулся, и рука заходила туда-сюда, как железнодорожный шлагбаум, что не добавило моему жесту авторитета.

Человек слегка наклонился ко мне, устраивая руки на коленях, и продолжал улыбаться и совершенно по-идиотски кивать. Кто знает, на каком варварском наречии он разговаривает, вполне возможно, даже по-русски, но я на этом языке знаю только слово «нет».

Ну вот, еще даже из Праги не уехала, а уже столкнулась с навязчивым попутчиком! Как поступила бы на моем месте Ирен? У меня не было ни кинжала, ни пистолета, а из саквояжа получится не очень действенное оружие.

Я решила опять положиться на свой командирский тон, собрав все силы в кулак, как сделала бы Ирен.

– Я требую, чтобы вы немедленно ушли. – В этот раз я сопроводила тот же жест свирепым взглядом.

Даже если мне удалось выдать нечто из репертуара Ирен, у меня, похоже, не было ее убедительности, ибо мужчина всего лишь покачал своей косматой головой.

– Да уж, не такого приема, – сказал он – по-английски! – я ожидал.

Пока я переваривала столь примечательное сообщение из такого неожиданного источника, он отклонился в своем качающемся сиденье, снял шапку и сунул туда перчатки, а затем принялся снимать… бакенбарды, брови…

Посмотрев в замечательные орехово-карие глаза, появившиеся из-под кустистой фальшивой растительности, я наконец узнала его.

Покачиваясь в унисон с поездом, я вскочила, даже не сообразив, что делаю:

– Кве-Квентин!

Ослепительный ятаган его улыбки блеснул из тени фальшивых усов, которые он тут же снял. Появившееся лицо было знакомым, живым, смеющимся.

Поезд нырнул в туннель. У меня перед глазами, как летучие мыши, кружились темные пятна. В мозгу стучал ужасный вибрирующий звук. Все сжалось в маленькую точку света в конце черного как ночь туннеля. Затем свет выплеснулся наружу.

Я очнулась словно ото сна: меня качали и баюкали, как ребенка в любящих руках. Я и была в руках – по крайней мере, в одной, обнимавшей меня за плечи.

Я снова сидела на своем месте – ну или почти, так как мне не очень удавалось сохранять равновесие.

Лицо Квентина плыло надо мной, лишенное грима и довольно… притягательное. На нем отражались нежная забота и весьма меня порадовавшее чувство вины.

– Дорогая Нелл, – говорил он, – с моей стороны было крайне непредусмотрительно устраивать тебе такой сюрприз после всего того, что тебе пришлось пережить. Но мне по-прежнему приходится скрываться. Мы с Нортонами решили, что это обеспечит нам наилучшее воссоединение. Ты в порядке?

Я медленно кивнула. И почти в тот же момент его лицо зеркально повторило мой жест. Оно было так близко, что я могла различить каждую мелкую морщинку, прорисованную пустыней вокруг его восхитительных карих глаз. Я видела каждую ресничку, каждую темно-ореховую песчинку в песочных часах этих глаз.

– Я позволил себе смелость поднять твою вуаль, – сказал Квентин. Не удивительно, что я видела его с такой четкостью. – Хочешь, я найду твое пенсне?

Пенсне. Да, кажется, в прошлой жизни у меня была вещь с таким названием.

– Знаешь, не надо. Я прекрасно вижу тебя… с такого расстояния, – пробормотала я с некоторым удивлением.

Он улыбнулся, и у меня на глазах его лицо приняло новое замечательное выражение. Я никогда не видела никого ни так близко, ни так четко.